ИСТОРИЯ ЛАГЕРЯ

В списках заключенных лагеря Пермь-36 значится 514 человек, восемь из них отбывали заключение в этом лагере дважды по разным судимостям, так что общее количество осужденных в этом лагере составило 522 человека за весь период его функционирования с 13 июля 1972 года по 28 декабря 1987 года. Всего же во всех трех пермских политлагерях отбывали заключение 985 человек, при этом десять из них — дважды. В этих лагерях, как, впрочем, до того — и в мордовских, заключенных нередко переводили из одного лагеря в другой, а затем и в третий, а то и возвращали обратно и могли это делать неоднократно, поэтому одни и те же заключенные фиксировались в списках нескольких лагерей. Это затрудняет анализ состава заключенных по каждому из лагерей отдельно.

Список заключенных лагеря Пермь-36

СКАЧАТЬ: Полный список осужденных, отбывавших меру наказания в ИТК-36

За что же сидели все эти люди? В целом во всех трех пермских лагерях 370 заключенных (из них восемь – дважды) были осуждены по обвинениям в антисоветской агитации и пропаганде, иногда с добавлением других обвинений, но антисоветская агитация была основным обвинением, определявшим меру наказания.

Учетная карточка заключенного С. Ковалева

216 заключенных были осуждены по обвинениям в национализме – им, как правило, вменялись в вину измена родине и антисоветская деятельность или участие в антисоветской организации. У некоторых в приговорах было участие в совершении террористических актов и антисоветская агитация, но основным обвинением, определявшим меру наказания, была измена. Все они были антисоветчиками бОльшими, чем представители первой группы, поскольку были осуждены по обвинениям в активной борьбе с советской властью, или в намерениях такой борьбы.

Основная их часть – 180 заключенных – поступила с первым этапом из Мордовии, за остальные 20 лет функционирования пермских политлагерей к ним добавилось только 36 человек, большая часть которых была переведена из той же Мордовии, из числа не включенных в первый мордовский этап.

Учетная карточка заключенного И. Покровского

Измена родине была главным обвинением и у осужденных за попытки бегства, а то и бежавших, но затем возвращенных или возвратившихся. К двадцати пяти таким заключенным первого этапа добавилось еще пятьдесят восемь вновь осужденных. У десятерых из них в приговорах было еще и обвинение в антисоветской агитации, но антисоветчиками они были, конечно, все. Бегство из СССР было их способом борьбы.

Учетная карточка заключенного В. Калиниченко

К сорока девяти коллаборационистам, этапированным в 1972 году из мордовских политлагерей в пермские, за годы их функционирования добавилось еще восемьдесят семь человек. Коллаборационистов начали выявлять и привлекать к ответственности сразу после освобождения оккупированных территорий. В то время и сразу после окончания войны уличенных в убийствах и истязаниях казнили – вешали или расстреливали, а так называемых «пособников», к которым порой относили даже уборщиц и конюхов оккупационных учреждений – осуждали на длительные сроки заключения.

Амнистия 1955 г. освободила подавляющую часть коллаборационистов. В заключении были оставлены только «каратели», осужденные за «за убийства и истязания советских граждан» и избежавшие казни в связи с ее отменой в 1947 году. Амнистия также оставила «убийства и истязания» единственным основанием для привлечения коллаборационистов к уголовной ответственности. Всех коллаборационистов, осужденных после 1955 года, суды признавали карателями. Имеются многочисленные свидетельства, о том, что многие обвинения «натягивались» сельским полицейским, ни в каких карательных акциях не участвовавшим и самооговаривавшимся под угрозами расстрелов.

Коллаборационисты играли в политлагерях особую роль. Почти все они были союзниками лагерных администраций в борьбе с политзаключенными. Почти все были стукачами. Они слухами, сплетнями и доносами раскалывали солидарность политзаключенных, ущемляли их права, издевались над ними, а порой и жестоко избивали.

Учетная карточка заключенного Г. Нуркаева

46 заключенных были осуждены по обвинениям в измене или выдаче государственных или военных тайн, 28 – по прочим статьям раздела особо опасных государственных преступлений: от индивидуальных терактов и диверсий до «контрреволюционного саботажа». Конкретные обвинения против остальных заключенных установить пока не удалось.

Подробности по делу каждого из заключенных пермских политлагерей можно найти в одноименной Базе данных нашего музея. 

В октябре 1985 года Рональд Рейган впервые встретился в Женеве с Михаилом Горбачевым, где они обсудили необходимость сокращения гонки вооружений и контроля за стратегическим и ядерным оружием. В конце встречи Рейган заговорил о правах человека и политических заключенных в СССР – эти проблемы он, как и его предшественник на посту Президента США Джимми Картер, включил во внешнеполитическую часть своей предвыборной программы. Горбачев взорвался: «Я вам не ученик, господин Президент, а вы мне не учитель!»

В феврале 1986 года Горбачев в интервью l’Humanitе заявил: «…о политических заключенных. В нашей стране их нет… мы не преследуем граждан за их убеждения». Но в повестку дня встречи Президентов США и СССР, происходившей в Рейкьявике 11-12 октября того же года, проблема политзаключенных и прав человека была внесена официально. В последующие месяцы отделы по правам человека были образованы при ЦК КПСС и Министерстве иностранных дел СССР.

Рональд Рейган и Михаил Горбачев

28 ноября 1986 года осужденный в шестой раз Анатолий Марченко снял голодовку с требованием освобождения всех политзаключенных, которую держал сто семнадцать дней. Накануне он имел беседу с неким представителем ЦК КПСС, специально для того прилетавшим в Чистопольскую тюрьму. Но здоровье Марченко было уже подорвано настолько, что 8 декабря он умер. Шестнадцатого декабря Михаил Горбачев позвонил Андрею Сахарову, чтобы сообщить о его освобождении из горьковской ссылки.

Анатолий Марченко

В начале февраля 1987 года началось освобождение политзаключенных и продолжалось 20 месяцев, в течение которых из пермских и мордовских политлагерей, а также из ссылки, были освобождены все, у кого антисоветская агитация была основным обвинением. Первоначально освобождение совершалось по помилованию, для чего требовалось личное, письменное ходатайство заключенного. А это означало признание в инкриминированном преступлении, законности суда и справедливости приговора. Далеко не все политзаключенные были готовы к таким признаниям. Затем отказывавшимся писать ходатайство о помиловании предлагали: «Не хотите писать прошение, напишите хоть что-нибудь». И, в конце концов, освобождали уже и без этого.

Богдан Климчак. Лагерь Пермь-35, 1990 г.

Последний политзаключенный, имевший в приговоре антисоветскую агитацию, Богдан Климчак, был освобожден только 11 ноября 1990 года. Основным обвинением в его приговоре была измена родине – пытался бежать за границу. И нес при этом несколько десятков страниц «антисоветских и клеветнических документов», в основном, собственного сочинения. Сроки и очередность освобождения политзаключенных, безусловно, контролировались КГБ.

Лагерь Пермь-35. 7 февраля 1992 г. Освобождение последних политзаключенных

Массовое освобождение политзаключенных привело к тому, что все политлагеря Мордовии, а также пермские – Пермь-36 и Пермь-37 – были к концу 1987 г. освобождены. Остававшиеся в них заключенные, осужденные, в основном, по обвинениям в измене родине:  коллаборационизме, попытках бегства из СССР, шпионаже и выдаче государственных или военных тайн, – а также те «антисоветчики», которых КГБ по каким-то причинам не спешил выпускать, были собраны в лагере Пермь-35. Последние «изменники» вышли из этого лагеря на волю 7 февраля 1992 года.

Освободившиеся от особо опасных государственных преступников мордовские политлагеря и лагерь Пермь-37 были в 1988 году перепрофилированы в общеуголовные ИТК, а лагерь Пермь-36 передан Пермскому областному управлению социального обеспечения для размещения в нем психоневрологического интерната.

Врачи Советского Союза не давали клятвы Гиппократа. Но произносили утвержденную Указом Президиума Верховного Совета СССР Присягу, в которой были и такие слова: «…торжественно клянусь: все знания и силы посвятить охране и улучшению здоровья человека…»

Информация из правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий»:

«Медицинская комиссия сняла инвалидность с заключенного литовца Куркиса, досиживавшего свой 25-летний срок. Куркис страдал язвенной болезнью и много лет не работал. После решения комиссии он был поставлен на тяжелую работу — вспашку «запретки». В первый же день произошло прободение язвы. Начальник лагеря №35 Пименов звонил в Пермь подполковнику Т.П. Кузнецову (хирург этого лагеря); тот отказался выехать по вызову, сославшись на плохую погоду. Куркис умер»

ХТС, выпуск 30, декабрь 1972 года

Присяга врача СССР

Медицина – самое, наверное, гадкое и позорное из того, что было в Пермских политлагерях. Поступок хирурга Кузнецова был не исключением, а скорее, правилом. Только ХТС («Хроника текущих событий») содержит более десятка информаций о смертях заключенных от неоказания или от несвоевременного оказания медицинской помощи. А сколько таких смертей осталось не отмеченными в ХТС, вообще никем не замеченными?

Кладбище заключенных возле лагеря Пермь-35

В каждом политлагере была своя медсанчасть, в лагере Пермь-35 — общая на все три политлагеря двухэтажная недавно построенная больница, оснащенная всем необходимым оборудованием. Штат медицинского персонала всегда был полностью укомплектован. Лагерным медикам немало доплачивали за «вредность» их службы, но при этом в «Хронике текущих событий» из почти двух тысяч информаций о чрезвычайных событиях в Пермских политлагерях свыше полутора сотен связаны именно с медицинскими проблемами.

Больница для заключенных всех трех пермских политлагерей. Пермь-35

Некоторые из публикаций:
«10 человек, в том числе двое одноногих были признаны медкомиссией годными к труду. Многим заключенным сняли инвалидность, которую те имели в течение многих лет. Председателем очередной медкомиссии был назначен подполковник медслужбы Т. П. Кузнецов, который не задавал медицинских вопросов, а спрашивал: «Какой срок? За что сидите?». Ответов было достаточно для принятия решения», — ХТС, выпуск 30.

«В лагере скончался заключенный Скобаз. Незадолго до смерти обращался к врачу, но в больницу не попал «за неимением мест». Работал на тяжелой физической работе», — ХТС, выпуск 38.

Медсанчасть лагеря Пермь-36

«Стало известно, что администрация лагеря и УКГБ г. Скальный просила главврача Кувердена не давать заключенным освобождения от работы, так как лагерь не выполнял план», — ХТС, выпуск 42.

«С. Ковалев обращался к лагерным врачам с просьбой направить его в ленинградскую больницу для заключенных, чтобы ему сделали операцию. Начальник санчасти лагеря Петров сказал Ковалеву: «Будем лечить, если будете себя хорошо вести» — ХТС, выпуск 42.

«Больного И. Огурцова вывели на работу в кочегарку. Врач Чепкасова сначала освободила его от работы, но потом по требованию администрации отменила освобождение», — ХТС, выпуск 51.

ШИЗО был одним из высших внутрилагерных наказаний заключенных. Выше ШИЗО был только перевод в помещение камерного типа (ПКТ) на строгом режиме и в одиночную камеру – на особом. 

«За нарушение требований режима отбывания наказания к осужденным могут применяться следующие меры взы­скания: предупреждение или выговор; внеочередное дежурство по уборке помещений и территории места лишения свободы; лишение очередного свидания; лишение права на получение очередной посылки или передачи и запрещение на срок до одного месяца покупать продукты питания; отмена улучшенных условий содержания; водворение в штрафной изолятор с выводом или без вывода на работу».

Статья 53 Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1970 г.

В ШИЗО у заключенных не было матрасов и постельного белья, они спали на голых досках откидных нар, которые пристегивались к стене в 6 часов утра и опускались в 10 часов вечера, их не выводили на прогулки, им было запрещено курение, они не имели ни книг, ни газет, им не выдавались пришедшие им письма.

Здание штрафного изолятора лагеря Пермь-36

Стены камер ШИЗО были покрыты цементным набросом, так называемой «шубой». К ним невозможно было прислоняться. Первоначально срок нахождения в ШИЗО ограничивался пятнадцатью сутками, но секретный приказ МВД СССР №20 от 14 января 1972 года разрешил продлевать этот срок новыми постановлениями о водворении. Общий срок пребывания в ШИЗО был ограничен только состоянием здоровья. Камеры ПКТ с такими же откидными нарами отличались тем, что имели гладкие стены, а на ночь заключенным выдавали матрасы и постельное белье.

…в карцере, в одиночке: ни книг, ни газет, ни бумаги, ни карандаша. На прогулку не водят, в баню не водят, кормят через день, окна практически нет, лампочка где-то в нише, в стене, у самого потолка, еле-еле потолок освещает. Один выступ в стене – твой стол, другой – стул, больше десяти минут на нем не просидишь. Вместо кровати на ночь выдается голый деревянный щит. Теплой одежды не полагается. В углу параша, а то и просто дырка в полу, из которой целый день прет вонь. Словом, цементный мешок. Да еще курить запрещено. Грязь вековая. По стенам кровавая харкотина, потому что туберкулезников сюда тоже сажают. Вот тут и начинается твой спуск под воду, на самое дно, в самую тину. Так в тюрьме это и называют: спустить в карцер, поднять из карцера.

Владимир Буковский «И возвращается ветер…»

Камера ШИЗО лагеря Пермь-36

«Лица, водворенные в штрафной изолятор, … в помещения камерного типа, … а также в одиночную камеру получают питание по пониженным нормам» – статья 56 Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1970 г. Из их пайка полностью исключались мясо и животные жиры. В том случае, если водворенный в ШИЗО заключенный не работал – отказывался от работы сам или водворялся с формулировкой «без вывода на работу», он получал питание по установленной еще в 1939 году штрафной норме: горячее питание через сутки, а каждый второй день – 450 грамм хлеба и 20 грамм соли. Через несколько дней такого питания в дыхании заключенного появлялся запах ацетона – начинали расщепляться мышечные ткани. Международное право признавало эту норму пыткой голодом.

Камера ПКТ в ШИЗО лагеря Пермь-36

ШИЗО в лагере Пермь-36 был особенно мучительным. Камеры штрафного изолятора и помещения камерного типа находились в одном кирпичном здании, построенном в конце 40-х годов, а порой, при необходимости, были взаимозаменяемы. Здание было построено таким образом, что в нем было прохладно даже в июльскую жару, зимой же – очень холодно, а заключенные были одеты только в легкую хлопчатобумажную робу и спали на голых, крашенных эмалью досках нар. 

Создателям музея не раз приходилось слышать: «Здесь даже старики-литовцы плакали», – то есть состарившиеся в лагерях несгибаемые литовские партизаны, отбывавшие свои немыслимые 25-летние сроки и при этом сохранявшие свое достоинство настолько, что они отказывались говорить с офицерами лагеря по-русски, не могли удержать бегущих по щекам от холода, боли и бессилия слез.

Санузел в камерах штрафного изолятора лагеря Пермь-36

Поскольку требования максимальной изоляции в Пермских политлагерях не допускали никакого пребывания заключенных за пределами лагерных территорий, то и работать они должны были исключительно внутри лагерного периметра. Первые месяцы в обоих лагерях были значительные проблемы с занятостью заключенных, но вскоре решение было найдено в подряде лагерей на производство работ по заказам промышленных предприятий.

В лагере Пермь-35 прежнее швейное производство колонии для малолетних правонарушительниц было перестроено на пошив брезентовых сумок для инструментов и запчастей к бензопилам, производившимся на пермском заводе имени Дзержинского, и вязание овощных сеток. А в Перми-36 мастерские были оснащены под изготовление электрических компонентов для утюгов, производившихся Лысьвенским турбогенераторным заводом. На этих производствах была занята большая часть заключенных.

Производственные мастерские лагеря Пермь-36. 1994 г., до реставрации

Производственные мастерские лагеря Пермь-36. 1994 г., до реставрации

Производство компонентов к утюгам состояло из ряда операций по изготовлению ТЭНов (теплоэлектронагревателей), контактных панелей и сборки всех компонентов электросхемы, в которые входил целый ряд отдельных самостоятельных действий: навивки нагревательных спиралей; помещения спиралей и песка в медные трубки; уплотнения содержимого в трубках на вибростенде; профилирование формы ТЭНов на прессе; вырубки контактных панелей из текстолита; запрессовки медных контактов в них; нарезки винтовой резьбы в контактах; вырубки металлических шин для питания электролампочки; навивки проволочного сопротивления для электропитания лампочки; сборки всех элементов контактной панели; окончательной сборки всех компонентов в единую цепь, которая и поставлялась на завод. О том, насколько мучительным был этот рутинный труд, бывшие сидельцы рассказывали в своих воспоминаниях.

Рабочее место заключенного в мастерских Перми-36

Ящики с контактными платами в экспозиции музея

Контактные платы для электросхемы утюга

Утюг производства Лысьвенского турбогенераторного завода

Нормы выработки были ровно такими же, как и на самом заводе, но заключенные редко их выполняли полностью. Некоторые по физиологическим причинам – например, не все могли по восемь часов без спецоборудования и в полутемном помещении нарезать резьбу диаметром 3 миллиметра или привинчивать к панелям шины и контакты болтиками 3 миллиметров диаметром. Но, по большей части, потому, что это противоречило их принципам: «Не для этого мы сопротивлялись советской власти». Чаще всего они производили не больше того, чтобы не быть наказанными «за невыполнение нормы» водворением в штрафной изолятор.

Пилорама лагеря Пермь-36

Кроме изготовления деталей утюгов, в мастерских выполнялись и некоторые другие токарные и слесарные работы по заказам предприятий, были тяжелые работы на пилораме и в лагерной кочегарке, работы по ремонту лагерных помещений, вспашке контрольно-следовой полосы и ремонту лагерных ограждений.  Последние две задачи выполняли, в основном, осужденные по обвинениям в коллаборационизме и шпионаже, так как политические заключенные свято блюли старую максиму: «зэк не строит своей тюрьмы» – и шли на голодовки, водворения в штрафной изолятор и готовы были идти на смерть, но не на «запретку».

Кузница лагеря Пермь-36. 1994 г.

В обычных лагерных хозяйствах всегда было немало работ за пределами лагерных зон, традиционно выполнявшихся заключенными: ремонты, новые строительства, подсобные работы и т.д. Поскольку политических за периметр не выпускали, при каждом политлагере для всех этих целей существовала так называемая «малая зона» с обычными уголовными заключенными, часть из которых была расконвоирована. Но политзаключенные с ними никогда не пересекались.

«В исправительно-трудовых колониях особого режима отбывают наказание осужденные к лишению свободы мужчины, признанные особо опасными рецидивистами, и мужчины, которым наказание в виде смертной казни заменено лишением свободы в порядке помилования или амнистии. В исправительно-трудовых колониях особого режима осужденные: содержатся в условиях строгой изоляции в помещениях камерного типа; могут расходовать на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости деньги в сумме до четырех рублей в месяц; имеют право в течение года на одно краткосрочное и одно длительное свидание; могут получать не более двух бандеролей в год и отправлять одно письмо в месяц; по отбытии половины срока наказания им разрешается в течение года получать одну посылку или передачу» — статья 65 Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1970 г.

Камера для двоих заключенных в бараке особого режима

На фото: камера для двоих заключенных. В 1985 году в ней содержались украинский поэт Василь Стус и русский писатель Леонид Бородин.

«Особо опасным рецидивистом по приговору суда может быть признано: лицо, ранее осуждавшееся к лишению свободы за особо опасное государственное преступление, бандитизм… умышленное убийство… (перечислятся другие особо тяжкие уголовные преступления) … и вновь совершившее какое-либо из перечисленных преступлений…»

Статья 24-1 Уголовного кодекса РСФСР 1960 г.

В мордовских лагерях особо опасные рецидивисты из числа особо опасных государственных преступников содержались в отдельных от уголовных рецидивистов камерах общего для всех рецидивистов барака, работали все вместе либо на внешних работах, либо в общих мастерских и запирались в камерах на ночь. Барак был деревянный, старый, с печным отоплением, камеры не имел санузлов – их заменяли параши. И печи топили, и параши выносили сами заключенные.

Участок особого режима в процессе восстановления. 2005 г.

В 1980 году всех особо опасных государственных преступников, осужденных к особому режиму, этапировали из Мордовии в политлагерь Пермь-36, где организовали участок особого режима, перестроив под него бывший лесоцех ИТ№-6 на бывшем лагерном плотбище. Он расположен в 700 метрах дальше участка строгого режима. 

Половину здания разгородили на 19 камер, кухню и 5 кабинетов, а во второй половине были выгорожены два помещения бескамерного содержания, баня с прачечной и бельевой кладовой, кочегарка, аварийный дизель-электрогенератор, общий туалет для заключенных бескамерного содержания, небольшой кинозал и склад производственных материалов. С тыльной стороны к бараку были пристроены два прогулочных дворика.

План барака особого режима лагеря Пермь-36

В бараке была устроена система общего отопления и во всех до единой камерах установлены санузлы. Устраивалось все это, конечно, не для удобств заключенных, а для их особой изоляции. Заключенные содержались в круглосуточно запертых камерах – одни камеры были оборудованы как жилые, другие – как рабочие, и заключенные переводились из одних в другие строго покамерно, чтобы никогда не пересекаться с заключенными других камер.

Рабочая камера в бараке особого режима

Покамерно выводились на прогулки в прогулочные дворики и покамерно их водили на обязательные киносеансы и в баню. Изоляция была почти абсолютной – заключенные годами не видали никого кроме сокамерников, надзирателей, «шныря» – бескамерного заключенного, разносившего по камерам еду и производственные материалы и забиравшего готовую продукцию, да иногда лагерных начальников. Виды из окон всех камер были снаружи перекрыты специальными заборами или глухими жалюзи так, что заключенные не могли видеть даже вершины деревьев, росших вокруг участка – а только небо… Ничего, кроме неба и надзиравших сверху конвоиров, не было видно и из прогулочного дворика.

Прогулочные дворики на участке особого режима

Внутри прогулочного дворика

Практически у всех политзаключенных этого барака был один и тот же срок – десять лет.

Состояние барака особого режима весной 2023 года

Уголовное и исправительно-трудовое законодательство установило в начале 60-х годов четыре режима содержания заключенных в исправительно-трудовых колониях: общий, усиленный, строгий и особый. Но для особо опасных государственных преступников существовали только два режима – строгий и особый.

Руины участка строгого режима лагеря Пермь-36 в 1994 году

В действующем музейном комплексе именно участок строгого режима первым встречает туристов. Здесь же расположены уникальные деревянные постройки времен сталинского ГУЛАГа – единственные сохранившиеся в мире в экспозиционной целостности.

К заключению на строгом режиме приговаривались «осужденные к лишению свободы за особо опасные государственные преступления либо ранее отбывавшие наказание в виде лишения свободы… В колониях строгого режима осужденные: содержатся в обычных жилых помещениях; могут расходовать на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости деньги в сумме до пяти рублей в месяц; имеют право в течение года на два краткосрочных и одно длительное свидание; могут получать не более двух бандеролей в год и отправлять не более двух писем в месяц; по отбытии половины срока наказания им разрешается в течение года получать одну посылку или передачу» — ст. 64 Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1970 г.

Вид на участок строгого режима с наблюдательного пункта. 2002 г.

В 1972 году в жилой зоне участка строго режима стояли три деревянных барака постройки 1946 года, кирпичное здание штрафного изолятора 40-х годов постройки, кирпичный внутрилагерный штаб с клубом для заключенных, построенный летом 1972 г., и тогда же построенный кирпичный неотапливаемый туалет, баня с прачечной и медсанчасть, перестроенная в 1968 году из медпункта конца 40-х годов, а также каптерка – склад личных вещей заключенных. Сами заключенные были размещены в двух бараках, а в третьем была устроена столовая с кухней, продуктовым складом и ларьком.

Участок строгого режима в процессе восстановления. 2005 г.

Старые бараки прогнили настолько, что в 1978 году один их них за крайней ветхостью был разобран, всех заключенных свели в один барак, столовую были вынуждены объединить в одном помещении с клубом, а кухню, потеснив его, перенесли на половину внутрилагерного штаба. Новый двухэтажный штаб с контрольно-пропускным пунктом, комнатами для свидания заключенных, шлюзом для обыска техники заезжающей в лагерь и помещений для дежурной смены охраны выстроили в северо-восточном углу лагеря.

План участка строгого режима лагеря Пермь-36

В рабочей зоне находились большой цех постройки 40-х годов с позднейшим пристроем из бетонных блоков, второй бревенчатый цех, служивший прежде конторой отдела главного механика, старая бревенчатая кузница, кирпичная кочегарка конца 50-х годов и аварийная дизель-генераторная электростанция. Рабочая зона была отделена от жилой двумя дощатыми заборами с «прострельным» коридором между ними, пропускным пунктом и стальными воротами из рабочей зоны в жилую.

Восстановленный «прострельный» коридор между жилой и рабочей зонами

Позднее в производственной зоне установили пилораму, для чего перенесли на несколько десятков метров ограждения западной стороны, а на появившейся в жилой зоне свободной площадке был разбит огород, на котором заключенные-коллаборационисты выращивали овощи для офицеров лагеря.

Самой большой группой заключенных Пермских политлагерей, количеством в 348 человек, были осужденные, у которых единственным или основным обвинением, определявшим меру их наказания было обвинение в «агитации или пропаганде, проводимых в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания». Это обвинение было введено Законом СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» от 25 декабря 1958 г. и включено в новые уголовные кодексы всех республик бывшего СССР, вступивших в действие в 1961 г. Также некоторым было предъявлено прежнее обвинение в «пропаганде или агитации, содержащих призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти, или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространении или изготовлении или хранении литературы того же содержания» согласно уголовным кодексам, действовавшим до 1959 г.

Самой обширной группой среди «антисоветчиков» (91 человек) были осужденные по индивидуальным обвинениям в совершении тех или иных действий, квалифицированных следствиями и судами как «антисоветская агитация и пропаганда». Вмененные им конкретные обвинения можно разбить на насколько подгрупп, при том, что ряду заключенных было инкриминировано по нескольку таких обвинений, например авторство «антисоветских» книг, статей или стихов и распространение самиздата; распространение листовок и прослушивание передач зарубежных радиостанций, вещавших на Советский Союз; написание и рассылка «антисоветских» писем и «устные высказывания антисоветского характера» и т.д. 

Вторая крупная категория – это 45 заключенных, осужденных по обвинению антисоветской агитации и пропаганде в групповых судебных процессах, либо в индивидуальных процессах, но за участие в групповых действиях, которым не вменялись обвинения в «организационной деятельности, направленной к подготовке или совершению особо опасных государственных преступлений, к созданию организации, имеющей целью совершить такие преступления, а равно участие в антисоветской организации». Группы, как правило, были небольшими: семнадцать групп состояли из двух человек, семь групп – из трех человек. Пятеро заключенных были осуждены в одиночных процессах как руководители групп, которые не были признаны антисоветскими, но и не были официально зарегистрированными или разрешенными иным способом, поэтому рассматривались как незаконные: четыре из них были конфессиональными сообществами, одна – культурно-просветительским. И лишь одна группа – ленинградский «Союз коммунистов» – состояла из пяти человек. 

Список «антисоветчиков» пермских политлагерей должен быть дополнен включением в него 30 заключенных, осужденных по обвинениям в измене родине без вменения им антисоветской агитации и пропаганды. Это, как правило, касалось руководителей или лидеров организаций, прочие члены которых были осуждены по обвинениям в антисоветской агитации, а также нескольких десятков «националистов» и беглецов из СССР, имевших в приговорах антисоветскую агитацию.

Игорь Огурцов, заключенный лагеря Пермь-36 (1978-1979 гг.)

На фото: Игорь Огурцов, осужден в 1961 году к пятнадцати годами лишения свободы по обвинениям в измене родине и создании антисоветской организации «Всероссийский социал-христианский союз освобождение народа». Семнадцать других членов ВСХСОН были осуждены по обвинениям в антисоветской агитации.

Лев Лукьяненко, заключенный лагеря Пермь-36 (1980-1986 гг.)

На фото: Лев Лукьяненко, осужден в 1961 году к расстрелу по обвинению в измене родине за создание антисоветской организации «Украинский рабоче-крестьянский союз», с заменой расстрела пятнадцатью годами лагерей.

297 из 378 заключенных, осужденных по обвинениям в антисоветской агитации и пропаганде и отбывавших наказания в пермских политлагерях, были осуждены уже после создания пермской политзоны. Да и создавались эти лагеря именно для них. Более трети антисоветчиков составляли правозащитники или те, кто был по системе своих ценностей близок к ним, сочувствовал, помогал и стал активным правозащитником уже в заключении.

Сергей Ковалев, заключенный лагеря Пермь-36 (1980-1986 гг.)

На фото: Сергей Ковалев, диссидент, правозащитник, член Инициативной группы по защите прав человека в СССР (с 1969 г.), редактор правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий» (1972-1974 гг.).

Пермские политлагеря были созданы для максимально возможной изоляции заключенных, но правозащитники нашли способы передачи на волю информации о положении в лагерях. Наиболее надежным и эффективным, но и самым непростым и неприятным была передача записок на длительных — до трех суток — свиданиях заключенных с родственниками, на время которых они запирались охраной в специальных комнатах свиданий. Учитывая, что заключенные и их родственники при этом тщательно обыскивались и досматривались, а женщины — даже гинекологами, то записки можно было пронести только проглотив их. Для этого они заворачивались на спичках и  запаивались в несколько слоев полиэтиленовой пленки. Несколько слоев нужны были для того, чтобы можно было сорвать верхний, когда записка выходила естественным путем, и снова ее проглотить. Таким образом на волю была передана информация о многих десятках чрезвычайных событий, происходивших в лагерях: эти известия публиковались в самиздате, вывозились за границу и возвращались в СССР в передачах зарубежных радиостанций, вещавших на разных языках народов страны. Тайное становилось явным.

Записка от заключенных на армянском языке. Лицевая и оборотная стороны

На фото: записка на армянском языке, которую так и не удалось передать на волю. Обнаружена при реставрации барака в лагере Пермь-36.

Правозащитники в пермских политлагерях были не только непримиримыми борцами за права заключенных, прежде всего сами бастовавшие и объявлявшие голодовки, но и основными инициаторами коллективных акций протеста — забастовок и голодовок, к которым примыкали другие заключенные. Массовый протест заставлял лагерную власть хотя бы частично признавать и удовлетворять требования протестующих. При этом правозащитники отстаивали достоинство всех заключенных политлагерей, чьи права нарушались, включая осужденных по обвинениям, связанным со Второй мировой войной.

Комната длительных свиданий

Правозащитники оказались для мордовских лагерей неразрешимой проблемой. Владимир Буковский писал: «Длительное соседство лагерей не прошло бесследно для местных жителей. Несколько поколений их работало надзирателями, передавая место от отца к сыну. На лагеря привыкли смотреть как на кормушку… Со временем коммерческие отношения между зэками и надзирателями зашли так далеко, что за деньги стало возможно сделать буквально все. Протесты, заявления, сообщения о голодовках и произволе свободно проходили на волю. В 70-м году до нас дошла даже магнитофонная пленка с записью выступления Гинзбурга» («И возвращается ветер…»). Речь идет о репортаже Александра Гинзбурга, который свой второй срок отбывал в мордовских политлагерях. Там он записал свой репортаж на магнитофон, принесенный в лагерь для ремонта одним из офицеров. Магнитофон был без микрофона, но лагерные умельцы сумели записать репортаж через динамик.

Александр Гинзбург. Диссидент и политзаключенный

Информация из лагеря, тиражируемая самиздатом, уходила за рубеж и создавала ненужные проблемы властям страны, «боровшимся за мир и справедливость во всем мире». И пресечь эти сообщения не могли никакие репрессии как в отношении заключенных, так и в отношении охранников и сотрудников лагерей.

Выход был один – изолировать наиболее активных заключенных в других, особым образом охраняемых лагерях. Такими были выбраны две колонии в Пермской области: ИТК для осужденных сотрудников правоохранительных органов УТ-389/6 и недавно капитально перестроенная и благоустроенная воспитательно-трудовая колония (ВТК) для малолетних правонарушительниц УТ-389/35. Возможно потому, что первая из них была одной из самых охраняемых в стране, а другая – одной из самых благоустроенных, в которую при случае даже зарубежных представителей можно было бы пустить. Кроме того, обе колонии, в отличие от мордовских зон, находились достаточно далеко от Москвы, и в тоже время – в европейской части страны.

Приказ начальника УМВД Пермской области об учреждении ИТК УТ 389/35 и УТ 389/36

Девятого июля 1972 года из мордовских лагерей ЖХ-385/3, ЖХ-385/17 и ЖХ-385/19 были вывезены одним эшелоном 430 заключенных: 198 человек – в пермский лагерь УТ-389/35 и 232 человека – в УТ-389/36. В быту за ними закрепились названия Пермь-35 и Пермь-36.

В этом этапе было180 заключенных, осужденных по обвинениям в национализме, из них 99 человек – на срок в 25 лет: 102 человека отправлено в лагерь Пермь-35 и 78 – в лагерь Пермь-36. Был 81 осужденный по обвинениям в антисоветской агитации и пропаганде, из которых 30 были направлены в лагерь Пермь-35 и 51 – в лагерь Пермь-36; из 49 коллаборационистов 21 попал в лагерь Пермь-35 и 28 – в Пермь-36; 25 осужденных за попытки бегства из СССР: 10 – в лагерь Пермь-35 и 15 в лагерь Пермь-36. Конкретные обвинения у 82 заключенных установить не удалось; двое были осуждены по обвинениям в шпионаже, одним из которых был известный латышский диссидент Г. Астра, а второй – рабочий, укравший для продажи стержень атомного реактора и еще двадцать заключенных преимущественно со сроками в 25 лет – по прочим статьям уголовного кодекса 1926 года.

Фотоснимки лагеря Пермь-36, тайно сделанные Иваном Ковалевым, приезжавшим на свидание с отцом, правозащитником Сергеем Ковалевым

Фотоснимки лагеря Пермь-36, тайно сделанные Иваном Ковалевым, приезжавшим на свидание с отцом, правозащитником Сергеем Ковалевым

Фотоснимки лагеря Пермь-36, тайно сделанные Иваном Ковалевым, приезжавшим на свидание с отцом, правозащитником Сергеем Ковалевым

Этап был абсолютно секретным: вагоны с заключенными, похожие на обычные почтово-багажные, перемежались в эшелоне с грузовыми вагонами, платформами и цистернами. Конвой был одет в трикотажные спортивные костюмы. Двигался эшелон только по ночам, днями отстаиваясь на глухих полустанках. Расстояние в тысячу километров он шел более четырех суток и прибыл в Пермскую область 13 июля 1972 г.

Вагонзак – вагон для перевозки заключенных

Этот вагон для спецконтингента построен в 1969 году. Экспонат музея Западно-Сибирской железной дороги

Через три года к двум пермским политлагерям прибавился еще один, совершенно новый лагерь Пермь-37. Все они были подчинены новому управлению дислоцированному в поселке Скальный, получившему шифр ВС-389 и официально обозначались как ИТК ВС-389/35, ВС-389/36 и ВС-389/37.

Табличка со здания штаба лагеря Пермь-36

Чернильный штамп лагеря Пермь-36. 1972 г.