Правозащитники оказались для мордовских лагерей неразрешимой проблемой. Владимир Буковский писал: «Длительное соседство лагерей не прошло бесследно для местных жителей. Несколько поколений их работало надзирателями, передавая место от отца к сыну. На лагеря привыкли смотреть как на кормушку… Со временем коммерческие отношения между зэками и надзирателями зашли так далеко, что за деньги стало возможно сделать буквально все. Протесты, заявления, сообщения о голодовках и произволе свободно проходили на волю. В 70-м году до нас дошла даже магнитофонная пленка с записью выступления Гинзбурга» («И возвращается ветер…»). Речь идет о репортаже Александра Гинзбурга, который свой второй срок отбывал в мордовских политлагерях. Там он записал свой репортаж на магнитофон, принесенный в лагерь для ремонта одним из офицеров. Магнитофон был без микрофона, но лагерные умельцы сумели записать репортаж через динамик.
Информация из лагеря, тиражируемая самиздатом, уходила за рубеж и создавала ненужные проблемы властям страны, «боровшимся за мир и справедливость во всем мире». И пресечь эти сообщения не могли никакие репрессии как в отношении заключенных, так и в отношении охранников и сотрудников лагерей.
Выход был один – изолировать наиболее активных заключенных в других, особым образом охраняемых лагерях. Такими были выбраны две колонии в Пермской области: ИТК для осужденных сотрудников правоохранительных органов УТ-389/6 и недавно капитально перестроенная и благоустроенная воспитательно-трудовая колония (ВТК) для малолетних правонарушительниц УТ-389/35. Возможно потому, что первая из них была одной из самых охраняемых в стране, а другая – одной из самых благоустроенных, в которую при случае даже зарубежных представителей можно было бы пустить. Кроме того, обе колонии, в отличие от мордовских зон, находились достаточно далеко от Москвы, и в тоже время – в европейской части страны.
Девятого июля 1972 года из мордовских лагерей ЖХ-385/3, ЖХ-385/17 и ЖХ-385/19 были вывезены одним эшелоном 430 заключенных: 198 человек – в пермский лагерь УТ-389/35 и 232 человека – в УТ-389/36. В быту за ними закрепились названия Пермь-35 и Пермь-36.
В этом этапе было180 заключенных, осужденных по обвинениям в национализме, из них 99 человек – на срок в 25 лет: 102 человека отправлено в лагерь Пермь-35 и 78 – в лагерь Пермь-36. Был 81 осужденный по обвинениям в антисоветской агитации и пропаганде, из которых 30 были направлены в лагерь Пермь-35 и 51 – в лагерь Пермь-36; из 49 коллаборационистов 21 попал в лагерь Пермь-35 и 28 – в Пермь-36; 25 осужденных за попытки бегства из СССР: 10 – в лагерь Пермь-35 и 15 в лагерь Пермь-36. Конкретные обвинения у 82 заключенных установить не удалось; двое были осуждены по обвинениям в шпионаже, одним из которых был известный латышский диссидент Г. Астра, а второй – рабочий, укравший для продажи стержень атомного реактора и еще двадцать заключенных преимущественно со сроками в 25 лет – по прочим статьям уголовного кодекса 1926 года.
Этап был абсолютно секретным: вагоны с заключенными, похожие на обычные почтово-багажные, перемежались в эшелоне с грузовыми вагонами, платформами и цистернами. Конвой был одет в трикотажные спортивные костюмы. Двигался эшелон только по ночам, днями отстаиваясь на глухих полустанках. Расстояние в тысячу километров он шел более четырех суток и прибыл в Пермскую область 13 июля 1972 г.
Через три года к двум пермским политлагерям прибавился еще один, совершенно новый лагерь Пермь-37. Все они были подчинены новому управлению дислоцированному в поселке Скальный, получившему шифр ВС-389 и официально обозначались как ИТК ВС-389/35, ВС-389/36 и ВС-389/37.