Глава 1. Особо опасные государственные преступники
В 1948 г. в советском законодательстве был введен в употребление новая дефиниция — «особо опасные государственные преступники». 21 февраля она была использована в двух документах: в Постановлении Совета Министров СССР «Об организации лагерей и тюрем МВД СССР со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР под надзор органов МГБ СССР»1 и в Указе Президиума Верховного Совета СССР «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР»2, а затем 28 февраля повторена в Приказе МВД СССР № 00219 «Об организации особых лагерей МВД»3, и 16 марта в совместном Приказе МВД СССР, МГБ СССР и Генерального Прокурора СССР № 00279/00108/72сс «Об организации особых лагерей и тюрем МВД для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении последних по отбытии наказания в ссылку на поселение под надзор органов МГБ»4.
Базовый из этих документов – постановление Совмина – содержало следующую номенклатуру особо опасных государственных преступников: агенты иностранных разведок, диверсанты, террористы, троцкисты, правые, меньшевики, эсеры, анархисты, националисты, белоэмигранты, другие участники антисоветских организаций, групп и лица представляющие опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности5. Но уже в указе ПВС эта номенклатура подверглась некоторой редакции: агенты иностранных разведок были заменены на шпионов, а последняя категория — «другие участники антисоветских организаций групп и лица представляющие опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности», восходящая к ст. 60 – 63 УК РСФСР 1922 г., была записана как «участники других антисоветских организаций, групп и лица, представляющие опасность…», в приказе МВД номенклатура была повторена в редакции указа ПВС, а в совместном приказе МВД, СГБ и ГП, в котором агенты также были заменены шпионами, последняя категория излагалась как «другие антисоветские организации, группы и лица, представляющие опасность…».
Нечеткость и юридический непрофессионализм этой номенклатуры вызвали немало проблем у исполнителей этих указов и приказов, отбиравших 145 тыс. особо опасных государственных преступников из 525487 осужденных по обвинениям в контрреволюционных преступлениях, содержавшихся на 2 августа 1948 г. в исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД СССР6, и недоумений у историков и юристов, изучавших эти документы7. Шпионы, диверсанты, террористы и «участники антисоветских организаций и групп» были субъектами действовавших в то время уголовных кодексов, но троцкисты, правые, меньшевики, эсеры, анархисты, националисты, белоэмигранты и лица представляющие опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности, в формулировки уголовных кодексов не укладывались. При этом проект постановления, принятого Совмином, был подписан министрами МГБ и МВД, привыкшими оперировать хоть сколько-то четкими юридическими дефинициями уголовных кодексов. Обратив внимание на фразу, используемую ими в сопроводительном, к проекту постановления, письме: «в соответствии с Вашими указаниями…» — А.Г. Миронов предположил, что указания эти могли принадлежать лично Сталину, на имя которого и был отправлен этот проект8. Логично предположить, что и перечень категорий имел того же автора.
Совместный приказ МВД, МГБ и генерального прокурора от 16 марта был посвящен главным образом процедуре отбора особо опасных государственных преступников из числа «всех осужденных за преступления, предусмотренные ст. 58 УК РСФСР, соответствующими статьями УК других союзных республик и как социально опасных по своим антисоветским связям и вражеской деятельности»9. Для этого отбора, в соответствии с этим приказом, были созданы комиссии трех уровней – комиссии в лагерях МВД, комиссии в республиках, краях и областях, и центральная комиссия при МВД СССР, состоящие из представителей МВД, МГБ и прокуратуры, на уровне заместителей начальников учреждений каждого уровня.
Исследователи многократно указывали на отсутствие четких критериев этого отбора, в результате чего вышестоящие комиссии отсеивали от трети до половины предлагаемых нижестоящими. Впрочем, трехуровневая система для этого, видимо, и создавалась. И эти комиссии, хотя и с некоторыми некритичными запозданиями, и с перенесением сроков окончания этой работы, все же выполнили ее – изучили личные, а в спорных случаях и архивно-следственные дела более чем полумиллиона заключенных и уже «на 1 января 1949 г., при лимите наполнения 100 тыс. человек, в семи особых лагерях содержалось 91164 человека».10
Понятно, что исследователей всегда интересовало, из каких критериев исходили авторы постановления Совмина и члены отборочных комиссий. Проблема эта лежит за пределами темы данного исследования, поэтому ограничимся выводами последних работ в этой области, в которых желающие могут найти и мнения их предшественников. Таковыми являются кандидатские диссертации юриста Э.Р. Кукулиева и историка А.Г. Миронова. Оба автора согласны с мнениями своих предшественников, что предпосылками, вызвавшими появление постановления СМ СССР являются окончание Второй Мировой и Великой Отечественной войн, наводнившее ГУЛАГ осужденными по обвинениям в контрреволюционных преступлениях и начало войны холодной, имевшей в то время реальные основания перерасти в войну «горячую», в связи с чем в новых, «особых» лагерях и была изолирована часть из этих осужденных, а именно те, которые представляли в то время наибольшую опасность.11
А вот в отношении того, кем были эти самые особо опасные государственные преступники и чем мотивировалось их выделение из среды всех осужденных по обвинениям в контрреволюционные преступлений, представления Э.Р. Кукулиева и А.Г. Миронова расходятся.
По мнению Э.Р. Кукулиева «особо опасным государственным преступником признавалось лицо, привлеченное к уголовной ответственности за наиболее опасные контрреволюционные преступления, по политическим мотивам либо в силу антисоветского характера своих деяний представляющее повышенную опасность для интересов Советского государства»12, «особо опасные государственные преступники были выделены в специальную категорию лиц, подлежащих отбыванию наказания на строгом режиме по объективным причинам: в связи с необходимостью унификации наказаний за наиболее опасные контрреволюционные преступления; резким повышением количества и общественной опасности этой категории осужденных; потребностью усиления их изоляции и режима отбывания наказания. К этому также настоятельно взывали реалии внутренней и международной политики Советского государства»13.
Эти реалии изложены в следующих тезисах автора: «Во-первых, требовалось нивелировать меры наказаний, вынесенных по делам этой категории в предшествующий период и не допустить выхода на свободу лиц, осужденных к неоправданно низким срокам лишения свободы.
Во-вторых, качественные и количественные изменения контингента лиц, обвиняемых в контрреволюционных преступлениях, их резко возросшая опасность для Советского государства, настоятельно требовали кардинальных перемен как в назначении, так и отбывании ими наказаний.
В третьих, состояние мест заключения, их охраны и режима отбывания наказания, сложившееся во время войны, а также в первые послевоенные годы, уже не обеспечивали выполнение поставленных перед ними задач и настоятельно требовали коренной реорганизации действовавшей пенитенциарной системы.
В четвертых, отмена в 1947 г. смертной казни с заменой ее 25-летним заключением в ИТЛ, вызывали необходимость создания для соответствующих заключенных, отличавшихся особой опасностью, подобающих условий отбывания наказания и выполнения производственных заданий.
В пятых, усиления уголовной ответственности осужденных данной категории, ужесточения режима отбывания ими наказания, настоятельно требовало ухудшение международной обстановки, складывающейся в условиях «холодной войны»14.
Что касается А.Г. Миронова, то он, отметив что «решение об обособлении всех политзаключенных в отдельных лагерях, принятое советским правительством в феврале 1948 г., было обусловлено целым рядом факторов», пришел к выводу, что к созданию особых лагерей привели «значительный рост числа осужденных-по политическим мотивам, [в послевоенное время – В.Ш.] с одной стороны, и стремление руководства страны сурово наказать противников власти — с другой», что «складывающаяся международная обстановка и свойственная ей «шпиономания» требовали от советского правительства принятия конкретных мер, которые должны были обезопасить страну от западных государств. Одной, из таких мер могла стать изоляция потенциальных пособников потенциального противника СССР при возможном перерастании «холодной» войны в «горячую», что «немаловажное значение в создании особых лагерей сыграл внешний фактор: начало «холодной» войны способствовало разжиганию шпиономании, и как следствие этого рост числа заключенных, осужденных за шпионаж в пользу зарубежных разведок»15.
Он так же обратил особое внимание на националистов: «Особо выделим среди них стремление власти изолировать активных участников национально-освободительных движений, охватившие территории, вошедшие в состав СССР в 1939-1940 гг.»16, «ключевым, событием в преддверии создания особых лагерей, на наш взгляд, является отмена смертной казни, объявленная Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 г.»17, в результате чего многие до того опасавшиеся неизбежного расстрела украинские и прибалтийские националисты сложили оружие и предстали перед судами и трибуналами. В итоге националисты составляли до 40% заключенных особлагов18, но при этом полагал, что большое количество националистов в особых лагерях изначально не предполагалось и не было объективным, а стало следствием особого рвения министра государственной безопасности В. Абакумова19.
И, в конечном счете посчитал, что «дальнейшее развитие событий показало, что многие требования, предъявляемые к особым лагерям решением правительства и ведомственными документами, были надуманны и не отвечали требованиям полной изоляции и сурового наказания политических заключенных»20.
Принятое 10 июля 1954 г. Совмином СССР «Положение об исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД СССР», практически ликвидировавшее особые лагеря, лишь однажды употребило дефиницию «особо опасные государственные преступники», как некоторую часть осужденных по обвинениям в преступлениях контрреволюционных – «Строгий режим содержания применяется к следующим заключенным: а) особо опасным государственным преступникам, осужденным за контрреволюционные преступления»21.
Принятый 25 декабря 1958 г. Верховным Советом СССР Закон «Об уголовной ответственности за государственные преступления» конкретизировал дефиницию «Особо опасные государственные преступления» в 10 статьях: «Измена родине», «Шпионаж», «Террористический акт», «Террористический акт против представителя иностранного государства», «Диверсия», «Вредительство», «Антисоветская агитация и пропаганда», «Пропаганда войны», «Организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений, а равно участие в антисоветской организации» и «Особо опасные государственные преступления, совершенные против другого государства трудящихся».
По мнению авторов историко-правовых очерков «Государственные преступления в уголовном праве России в ХХ веке» , «это было вызвано рядом обстоятельств. Во-первых, за более чем тридцатилетний период своего действия Положение [Положение о преступлениях государственных 1927 г. — В.Ш.] неоднократно дополнялось и изменялось, в конечном счете перестало отвечать требованиям времени. Во-вторых, оно не отражало тех социально-политических изменений, которые произошли в стране за истекшее время»22.
В отношении категории особо опасных государственных преступлений они отметили следующие новации:
• исключены из законодательства нормы, предусматривавшие объективное вменение (ч. 2 ст.1 Положения об ответственности членов семьи изменника, так называемых ЧСИРов);
• уточнено понятие ряда особо опасных преступлений, более точно обрисован их состав; исключены специальные нормы об ответственности военнослужащих и должностных лиц за измену родине и нормы о деяниях, сохранять которые далее не было смысла (например, об ответственности за борьбу против революционного движения на секретной должности при царском режиме и др.); закреплены основания освобождения от уголовной ответственности за измену родине;
• законодатель отказался от термина «контрреволюционные преступления», который был в советском законодательстве свыше сорока лет, заменив его термином «особо опасные государственные преступления», соответственно исключены из законодательного описания преступлений указания на контрреволюционные умысел и цель, на субъект преступления как врага народа;
• установлены дифференцированные санкции за особо опасные государственные преступления и снижены их предельные размеры»23.
В то же время они отметили, что «в рассматриваемом Законе 1958 г. отсутствует норма, содержащая общее понятие государственного преступления»24. Это же можно отнести к дефиниции «особо опасные государственные преступления».
Эти же статьи были включены в качестве раздела «Особо опасные государственные преступления» первой главы «Государственные преступления» Особенной части нового Уголовного кодекса РСФСР, утвержденного Верховным Советом РСФСР 27 октября 1960 г., и в аналогичные уголовные кодексы всех республик бывшего СССР, функционировавшие до конца 80-х – начала 90-х гг.
В 1954 г. в официальном документе самого высокого уровня – в принятом 8 декабря Президиумом ЦК КПСС Постановлении «Об ускорении рассмотрения дел бывших политзаключенных», касающееся «лиц, отбывших наказание по решениям бывшей коллегии ОГПУ, троек НКВД -УНКВД и Особого совещания при НКВД — МГБ — МВД СССР» — была употреблена дефиниция «политзаключенные»25.
19 марта 1956 г. Президиум ЦК КПСС принял Постановление «О рассмотрении дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные и хозяйственные преступления», на основании которого Указом ПВС СССР «О рассмотрении дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные и хозяйственные преступления» от 24 марта 1956 г.26 были созданы Комиссии Президиума Верховного Совета СССР освободившие из заключения более половины содержавшихся в заключении осужденных по обвинениям в контрреволюционных преступлениях. В этих официальных юридических документах использовались термины «политические преступники», «политические преступления» и «преступления политического характера».
<< < >
Примечания: