«В исправительно-трудовых колониях особого режима отбывают наказание осужденные к лишению свободы мужчины, признанные особо опасными рецидивистами, и мужчины, которым наказание в виде смертной казни заменено лишением свободы в порядке помилования или амнистии. В исправительно-трудовых колониях особого режима осужденные: содержатся в условиях строгой изоляции в помещениях камерного типа; могут расходовать на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости деньги в сумме до четырех рублей в месяц; имеют право в течение года на одно краткосрочное и одно длительное свидание; могут получать не более двух бандеролей в год и отправлять одно письмо в месяц; по отбытии половины срока наказания им разрешается в течение года получать одну посылку или передачу» — статья 65 Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1970 г.
На фото: камера для двоих заключенных. В 1985 году в ней содержались украинский поэт Василь Стус и русский писатель Леонид Бородин.
«Особо опасным рецидивистом по приговору суда может быть признано: лицо, ранее осуждавшееся к лишению свободы за особо опасное государственное преступление, бандитизм… умышленное убийство… (перечислятся другие особо тяжкие уголовные преступления) … и вновь совершившее какое-либо из перечисленных преступлений…»
Статья 24-1 Уголовного кодекса РСФСР 1960 г.
В мордовских лагерях особо опасные рецидивисты из числа особо опасных государственных преступников содержались в отдельных от уголовных рецидивистов камерах общего для всех рецидивистов барака, работали все вместе либо на внешних работах, либо в общих мастерских и запирались в камерах на ночь. Барак был деревянный, старый, с печным отоплением, камеры не имел санузлов – их заменяли параши. И печи топили, и параши выносили сами заключенные.
В 1980 году всех особо опасных государственных преступников, осужденных к особому режиму, этапировали из Мордовии в политлагерь Пермь-36, где организовали участок особого режима, перестроив под него бывший лесоцех ИТ№-6 на бывшем лагерном плотбище. Он расположен в 700 метрах дальше участка строгого режима.
Половину здания разгородили на 19 камер, кухню и 5 кабинетов, а во второй половине были выгорожены два помещения бескамерного содержания, баня с прачечной и бельевой кладовой, кочегарка, аварийный дизель-электрогенератор, общий туалет для заключенных бескамерного содержания, небольшой кинозал и склад производственных материалов. С тыльной стороны к бараку были пристроены два прогулочных дворика.
В бараке была устроена система общего отопления и во всех до единой камерах установлены санузлы. Устраивалось все это, конечно, не для удобств заключенных, а для их особой изоляции. Заключенные содержались в круглосуточно запертых камерах – одни камеры были оборудованы как жилые, другие – как рабочие, и заключенные переводились из одних в другие строго покамерно, чтобы никогда не пересекаться с заключенными других камер.
Покамерно выводились на прогулки в прогулочные дворики и покамерно их водили на обязательные киносеансы и в баню. Изоляция была почти абсолютной – заключенные годами не видали никого кроме сокамерников, надзирателей, «шныря» – бескамерного заключенного, разносившего по камерам еду и производственные материалы и забиравшего готовую продукцию, да иногда лагерных начальников. Виды из окон всех камер были снаружи перекрыты специальными заборами или глухими жалюзи так, что заключенные не могли видеть даже вершины деревьев, росших вокруг участка – а только небо… Ничего, кроме неба и надзиравших сверху конвоиров, не было видно и из прогулочного дворика.
Практически у всех политзаключенных этого барака был один и тот же срок – десять лет.